Ройтбурд Александр Анатольевич Директор Одесского художественного музея, украинский художник

К проекту "Метафизика мифа"

2018-06-16 11:21:14

Все, кто со мной когда-либо пил алкоголь, знают мой неизменный тост:
– Я шел к этому тосту тридцать лет. Я хочу выпить этот бокал за присутствующих здесь дам.

К циклу «Метафизика мифа» я шел двадцать девять лет. В 1989 году Одессу приехал мой друг, один из отцов-основателей украинской новой волны, художник Георгий Сенченко. Мы с ним сидели, пили, о чем-то разговаривали, а потом пошли гулять.

Мы дошли от улицы Щепкина до Приморского бульвара и посмотрели с верхней площадки лестницы на памятник Ришелье. За спиной Дюка мы увидели мельниковские полукциркульные здания с погасшими окнами. И пустой город. Тогда в нем еще не было такого количества уродливой рекламы, МАФов, аттракционов, ресторанов, конных экипажей, ретро-кабриолетов, собачек, попугаев, голубей и прочей антуражной живности. Только безлюдие, ночное освещение, классическая архитектура, статуя, напоминающая об античности. И Сенченко сказал: «Так вы тут живете в де-кириковском пейзаже».

После этого я начал смотреть на Одессу иначе. Я начал мысленно очищать одесскую архитектуру от мишуры, суеты, следов присутствия человека — от того, что в чем все привыкли усматривать мифический «одесский колорит». Я пытался прочувствовать драму камня, уловить месседж архитектуры. Это город, построенный итальянцами и французами. Это город, сконструированный де Воланом на основе идей Просвещения как идеальный полис. Это город-симулякр. Итальянцы и французы в диких степях воссоздавали свою Италию или Францию, свое идеальное Средиземноморье, каким они его себе мыслили и представляли.

Потом Одесса создала свой миф, который заслонил этот город.
«Одесский миф» — это то, чем, по словам одного из его авторов, Одесса в свое время отшутилась от советской власти, от коммунистической идеологии:

Вот смотрите, грузины едят шашлык, у них кинжалы, они все время танцуют. А вся Украина ходит в вот таких шароварах, носят усы и чубы, едят борщ и галушки. А у нас здесь юг, здесь мы шутим, у нас анекдоты, гоп-ца-ца, у нас Рабинович, у нас «на Дерибасовской открылася пивная», «на Молдаванке музыка играет» и «ужасно шумно в доме Шнеерсона». У нас «встречаются Абрам и Сара»... Не обращайте на нас внимания, мы – другие, мы же не можем слишком всерьез принять ваш коммунистический проект. Нет, что вы, мы не то чтобы против, но мы же шутим. У нас «Юморина», и КВН, Беня Крик и Остап Бендер. Наша идентичность - уголовный фольклор, плутовской роман, «бички» с «синенькими» и немного ностальгии по парикам и камзолом.

Стереотипизация Одессы, сведение ее к юмору и «одесскому колориту» были осознанной тактикой. И в то время она сработала. А потом миф стала тормозить развитие города и его культуры, усиливать самоизоляцию и провинциализацию Одессы.

Примерно тогда же, когда я свои первые картины, поэт Анатолий Гланц, который давно уже живет в Америке и не пишет стихов, написал безжалостные строки об Одессе:

Проходят годы, желтеет пресса,
стареет в лужах моя Одесса.
Тот город, который давал все разом,
помутился, как разум.

Вскоре одесская рок-группа «Провинция» спела на эти стихи песню, но эти слова там звучали немного иначе:

Проходят годы, смелеет пресса,
но не стареет моя Одесса…

Потому, что мы же витальные, веселые, у нас юмор, у нас южное солнце и море, у нас есть «Одесский миф», и он – почти национальная идея. И сегодня за «Одесский миф» отчаянно цепляется воспетая Борисом Херсонским «Одесская интеллигенция», от любви к которой он сошел с ума. Херсонский считается разрушителем Одесского мифа. И я тоже. Но мы Одессу любим. Хоть и не совсем так, как в Одессе принято.
Вот у недавно ушедшей Киры Муратовой спросили, любит ли она Одессу? Она ответила: «Как больной любит свою болезнь, а узник свою тюрьму».
Убери из Одессы ее миф – останется руинируемое и насилуемое европейское урбанистическое пространство ХIХ века. Но миф убирать нельзя. Это жесткое локальное табу. Ибо, как написано на сити-лайтах, «Одесса- это даже не город, это улыбка Бога».

Я же помню, как врезалась в мое восемнадцатилетнее сознание слова тогда еще не раввина Ишайи Гиссера: «Бог метафизичен». Такой Бог не мог улыбнуться. Метафизичность Творца несоприродна сиюминутным эмоциям. Или, как сказал А. Ф. Лосев в своей «Диалектике мифа», «Метафизичности мешает посюсторонность и чувственность мифа». С ним можно, наверное, поспорить. Потому что какие-то космогонические мифы не очень попадают под это определение.
В лосевском же понимании мифа он апеллирует исключительно к чувственному. В то время как метафизика апеллирует к сверхчувственному. Миф абсолютно непосредственен и наивен, и не требует никакой специальной работы мысли, и тем более метафизической мысли, — говорит Лосев. Мысль в лосевской концепции мифа работает отнюдь не больше того, сколько требуется мысли для взаимообщения с обыденными вещами. А метафизика борется за магическое против обманчивой очевидности обыденного.

Я же мыслю миф как «… не просто чувственное и физическое, а как проявление метафизического-сверхчувственного через физическое. И это не критика, а метафизика мифа – то есть отслаивание смысла от вещей, несовпадение между ними. Миф пытается сплавить чувственное и сверхчувственное в единство, а метафизика мифа их разъединяет, и то, что было когда-то настоящим мифом, вырождается, и он остается физической оболочкой без смысла, который его наполнял» (Владимир Ермоленко)

Мы метафизику учили не по Бабелю…

Но вернемся к серии «Метафизика мифа». Она началась с моего ощущения себя как персонажа пейзажа де Кирико. Де Кирико — это основоположник так называемой «метафизической живописи». Которая впоследствии мутировала в какие-то ветви сюрреализма. Например, у Поля Дельво, кстати, никогда формально не входившего в группу сюрреалистов. Или (особенно у раннего) Магритта.

В метафизической живописи — в таком понимании, которое в нее вкладывал де Кирико, метафора и мечта становятся инструментом разрушения логики обыденного.

Художники-метафизики в контексте своего времени были аскетами. Они пожертвовали поисками в области языка и выбрали отстраненный, невозмутимый стиль. Многие вещи, если смотреть на них глазами живописца, колориста, просто скучны с этой точки зрения. Они отказались от эскалации живописности, как у постимпрессионистов или фовистов, от аналитики, как у кубистов. Они давали упрощенную форму предмета, его брутальную конкретику. И эта конкретика предмета контрастировала со странной атмосферой, в которую они этот предмет погружали. В метафизической живописи предметы не теряют своей предметности. Но именно из-за того, как странно они сочетаются между собой, создаваемая атмосфера погружает зрителя в состояние изумленного оцепенения. Это порождало странный эффект. Главное у метафизиков — это ощущение ирреальности происходящего.
Метафизика переживает драму отношений между реальностью и ее изображением.
Метафизическая поэтика призрачна и иронична. Метафизическая живопись балансирует на грани ощущения мира как одушевленного неодушевленного. Живое похоже на неживое. Неодушевленные предметы живут своей жизнью. А фигуры откровенно стаффажны. Люди в метафизической живописи —некие статуи или манекены. И, собственно, манекены становятся персонажами. А живопись прошлых веков становится подмостками и декорациями для этих персонажей.

И названия картин всегда играют у метафизиков особую роль. Они называются сложно. Это потом подхватили сюрреалисты, это потом было в украинском трансавангарде, это и сейчас есть у меня. Сложные названия никогда не связаны напрямую с сюжетом. Эта скрытая поэтическая связь/отторжение названия и сюжета и порождает «магическое удивление», которое они, собственно, и считали предметом искусства.

Сорвав с Одессы покровы «Одесского мифа», мы можем увидеть метафизическую Одессу. Ее ландшафт, ее городскую среду, очень схожую с теми декорациями, в которых в прошлом веке разворачивались мистерии метафизиков. И жизни наших современников, бессмысленно и летаргически в этих декорациях протекающие. И иллюзорную реальность, которой впору ужаснуться. И ощущение нависшей угрозы. Как у тех итальянцев сто лет назад.

В общем, «Есть город, который я вижу во сне»… а сны бывают разными.

Мне вот, например, часто снятся сны про движение к морю. Иногда я спускаюсь к нему по заросшему парку, по крошащимся лестницам с белыми балюстрадами и площадками с мраморными фонтанами и парковыми скульптурами – вот Артемида с косулей, вот Фавн, вот Флора в веночке, вот Амур и Психея из Пале-Рояля в нескончаемом поцелуе, вот Аполлон, вот Лаокоон, вот дети, разглядывающие лягушку из-под Морского музея – и все в запустении, местами даже в руинах; все знакомо, но я здесь как будто впервые, и люди, бродящие здесь, также , похоже, не знают дороги. Этот маршрут в сновиденьях своих проходил я несколько раз – и всегда безуспешно: с детства знакомые склоны превращались в запутанный лабиринт, тропинки, теряясь в засохшем кустарнике, делались непроходимы, и я выходил к какому-то фуникулеру, который был должен меня отвезти на знакомое место, откуда я точно спущусь к Ланжерону или пляжу «Лагуна», но он привозил меня прямо к театру, где у Морского музея все те же игривые дети, обнявшись, устремляли три мраморных взгляда на лягушку, из разверстого зева которой им навстречу журчала живая струя. И по пустым улицам моего города проползвли змеи, перемещались рептилии и проносились поезда. А иногда на моем пути неожиданно возникали дамы. Вернее, их нагие сущности. Молодые и готичные . И так же неожиданно исчезали. Или не исчезали…

А когда я все же добирался до кромки прибоя, с моим приближеньем всегда начинался несвойственный Черному морю стремительный прилив, и вот уже теплые зеленоватые волны, заливая прибрежный песок, заполняя пляж, поглощают меня, поднимают к небу объявшие меня до души моей воды, и в них я растворяюсь. И я бегу. Меня нет, но я бегу…

А в явленной Одессочке – пролонгированный праздник. У нас для вас салюты, фейерверки и муралы с веселыми зверушками. У нас Дерибасовская, на Дерибасовской лампочки. У нас Привоз, на Привозе арбуз, возле арбуза брынзочка, на брынзочке тюлечка. И толпы счастливых людей радуются жизни. И все они сейчас поедут в новую, зачищенную Аркадию, потусят в клубе.

Комментарии — 0
Войдите, чтобы написать отзыв.
Экология43 Кино 42 Помощь39 Полиция 36 Больница 30
Последние ЗАПИСИ
Федорова Екатерина Викторовна

Обращение к жителям области с просьбой об обратной связи для получения реальной картины состояния сел и посёлков нашего региона

Ройтбурд Александр Анатольевич

Можно ли украинцам пользоваться российской вакциной?

Калинчук Сергей Васильевич

У нас в стране очередной анти-рекорд - 5804 случая заболевания за сутки

Крупица Наталья Григорьевна

Разговор о нашем будущем

Куренной Владимир Константинович

Почему бы Украине не стать британским особым партнером и другом на востоке континента?

Волонтер Екатерина Ножевникова

В нашем городе стариков отправляют умирать

Куренной Владимир Константинович

Жизненное пространство самозванца Лукашенко сужается

Лабас Вадим Ильич

По обострению войны между «Азербайджаном и Арменией»

Гинак Алла Федоровна

Выборы должны проходить минимум раз в два года

Русев Иван Трифонович

Возвращение Робинзона